Никому из наблюдателей не было заметно ниточки-веревочки, способной заземлить Поэта...
С Бобром и Львом
На экраны выходят «Хроники Нарнии»
На экраны выходят «Хроники Нарнии»
«Нарния» Клайва Льюиса – одно из двух классических фэнтези, причем нужно учесть, что второе – это «Властелин колец»
читать дальшеНо поклонников у «Нарнии» много, и страстей она тоже вызвала немало. Во всяком случае, сейчас, перед премьерой фильма, который сняли по первому из семи томов «Хроник Нарнии» (и уже готовятся снимать следующие), продюсеры уже отчитываются и отвечают на вопросы типа «Каково было снимать фильм, грандиозный успех которого предрешен?».
Авторы надеются на многочисленное фанатское сообщество, которое в кои-то веки будет утешено, так как особым условием передачи авторских прав для съемки фильма была неизбежность сохранения идей, основных сюжетных линий, общей интонации и концепции и непременной «английскости» всего проекта.
Льюис был христианином, пропагандистом, христианским просветителем. «Нарнию» можно рассматривать не только как детскую сказку, но и как христианский пропагандистский текст. Создатели фильма говорят уже о христианском киноконтексте, в котором «Лев, Колдунья и Платяной шкаф» станут в один ряд со «Страстями Христовыми», но обойдется без садизма, флагелляции и почти без крови, и фильм будет доступен для школьников. Часть билетов распространяется через церковные приходы, воскресные школы и другие религиозные организации — те самые, без которых успех гибсоновских «Страстей Христовых» не был бы таким полным и шокирующим. Впрочем, мельницы Господа мелют медленно, но верно. Посмотрим, сможет ли история с участием доброго бобра и могущественного льва сравниться по изобразительной силе с Евангелием.
Хороший, благородный, добрый
Кто такой Клайв Степлс Джек Льюис, англичанин ирландского происхождения, член литературного кружка Инклингов, оксфордский профессор-историк, старый холостяк, женившийся в шестьдесят лет? Он родился еще в девятнадцатом веке в Белфасте, в строгой религиозной семье, принадлежащей к среднему классу. Последнее означало, например, что хотя отцу и приходилось работать, чтобы содержать семью, но если бы он прекратил делать это, капитал позволил бы ей жить долго и спокойно. Также это означает и необходимость жить по правилам английских джентльменов. Тут вообще все сложно. Льюис был из Ирландии, а исследователи уже не первое столетие бьются над вопросом, бывают ли ирландцы джентльменами. Судя по интересу, который ирландский писатель Льюис проявил к этой теме, видимо, бывают. Он позднее уделил особое внимание этому термину. «Джентльмен», по его словам, конкретное понятие: дворянин, владеющий землей, человек, принадлежащий к родовой знати. Сказать «Он не джентльмен» еще совсем недавно, лет четыреста назад, не значило бы ничего, кроме истинного или ложного факта. Однако позднее это слово просто стало означать «хороший человек, благородный, добрый, соблюдающий правила и социальные условности», а следовательно, потеряло смысл и необходимость. Но это, разумеется, неправда. Джентльмен — человек, строго соблюдающий замысловатые правила английского джентльменского общежития, прежде всего Stiff upper lip даже, а точнее — особенно при столкновении со смертью.
Льюис и смерть
Сначала у юного Клайва Льюиса умерла собака.
Собаку звали Джекси. Горевать по мертвой собаке юному джентльмену не пристало, за это его высмеют, и больше он уже точно не прольет ни слезинки. Единственное, что он мог себе позволить, — это взять собачье имя. Он стал называть себя Джекси Льюис. Имя это постепенно приросло к нему, потеряв лишнюю концовку, и до конца дней его, и после смерти в памяти друзей и поклонников он был Джек Льюис.
Потом у Льюиса умерла мама. У нее был рак, и она скончалась в день рождения своего мужа.
В начале века эту болезнь уже умели диагностировать, но совсем не умели лечить. Вот живет человек, знает, что у него рак, испытывает невероятные страдания, сохраняет «напряженную верхнюю губу», в лучшем случае получает морфий — и умирает. Десятилетний мальчик, один из четырех детей миссис Льюис, наблюдает это и копит ненависть в сердце. Ненависть и депрессия, которые не пропали в закрытой мужской школе, куда его, как настоящего джентльмена, послали после смерти матери, чтобы сохранить лицо и ту самую верхнюю губу.
Еще в школе Льюис отрекся от Бога и стал атеистом. Жизнь его была после этого спокойной, не было путешествий, приключений, бешеных романов и подводных погружений. И тем не менее с этого началось самое главное его приключение, на удивление сильно повлиявшее на современное человечество.
Потом была война, на которую Льюис отправляется добровольцем. Тут, впрочем, и говорить не о чем: добровольцами на нее пошли почти все, и почти все умерли, и уж во всяком случае у каждого умер лучший друг. Сам Льюис отделался раной на Сомме, после которой его уже не послали на континент, довоевывал он на британской земле. Льюис после войны, которую начал девятнадцатилетним мальчиком, закончил образование в Оксфорде и стал после этого оксфордским доном.
«Дон» — значит преподаватель. Оксфордская система разительно отличалась, да и до сих пор отличается оттого, что принято в академической сфере сейчас. Сейчас все молодые ученые — рабы и гастарбайтеры. Они заключают исследовательские и преподавательские контракты на сравнительно короткие сроки, переезжают из города в город каждые пару лет, трясутся за свои места и представления не имеют, что ждет их в будущем. Раньше же все, кроме студентов, аспирантов и наемной прислуги, были феллоу — членами колледжа, его плотью и кровью, людьми, которых никому бы и в голову не пришло уволить. А доны — постоянные преподаватели, чудаки в твидовых костюмах, в прошлом отличные спортсмены, аристократия, белая кость британской науки и образования. Донами становились на всю жизнь. Мог, как в случае с Льюисом, смениться университет, но это не главное. В этой системе вообще все было на всю жизнь и еще на триста лет вперед.
Одним из немногих серьезных недостатков этой системы было то, что ее участники становились довольно напыщенными и надутыми людьми, чего они, конечно, страшно стеснялись и пытались скрыть, но в письменной речи спрятать это никогда не удавалось. (Даже Толкиен, дон-медиевист, не избежал этого греха, а уж он-то был невероятно умным человеком)
И искусство ухода за мотоциклом
Пришло время, когда Льюис со слезами на глазах признал существование Высшего Существа, Разумного и Полного Ослепительного Добра, а потом, еще пятнадцать лет спустя, вернулся в лоно Англиканской церкви.
Катализатором послужили Толкиен и мотоцикл. С Толкиеном, верующим католиком, Льюис очень долго разговаривал о Боге в 1931 году. На следующий день Льюис отправился со своим братом Уорреном в зоопарк на мотоцикле.
«Когда мы выехали, я не верил, что Иисус Христос — сын Божий, а когда приехали — уже верил».
Конечно, верил бы себе и верил. В то время Льюис был очень серьезным исследователем. Он написал том «Английская литература XVI века» для оксфордской «Истории английской литературы», и книга эта стала классической. Он написал «Аллегорию любви», историю средневековой традиции, и эта книга тоже считалась классической. Его жизнь была бы прекрасна и без неофитско-миссионерского пафоса. Конечно, трудно и почти бессмысленно судить о подобных вещах с современной колокольни. Тем не менее это «Не могу иначе» было крепко связано с волшебством оксфордского дона, таинственно-прекрасными звуками собственного голоса.
Голос этот гремел со страниц газеты «Гардиан», где Льюис вел серию колонок (в старинных британских газетах они назывались письмами) «Что такое хорошо и что такое плохо». Голос этот вещал в эфире ВВС, где в грозную пору 1944 года он семь вторников читал лекции о христианстве, о том, почему мы должны любить Бога всем сердцем, а атеисты, пантеисты, дуалисты и поклоняющиеся силам живой природы — жалкие дураки. Из этих радиопередач впоследствии получилась прелюбопытная книга — «Просто христианство», переведенная, кстати, на русский язык и даже доступная у Мошкова.
Не то чтобы это была сильно оригинальная книга. Она остроумна местами, например: «Сделать человека существом чисто духовным Бог никогда не намеревался. Вот почему Он использует такие материальные вещи, как хлеб и вино, чтобы вложить в нас новую жизнь. Нам может это показаться чем-то примитивным и недуховным. Но Бог так не считает. Он изобрел еду. Он любит материю. Он изобрел ее». Св. Фома Аквинский уже сказал это однажды в гораздо более удачных выражениях, но кто сейчас читает св. Фому?
Льюис и Ирландия
Льюис считается ирландским писателем. Верно это лишь отчасти. Он был из Белфаста, ольстерец-протестант, оранжист, потомок оккупантов, рука Лондона на горле свободолюбивого ирландского народа. Тем не менее существует туристический маршрут «Ирландские места Клайва Льюиса». Удивительно, но он является почти что знаменем Ирландии, и существуют общественные организации, которые предлагают считать Льюиса альтернативой вооруженной борьбе за освобождение Ольстера.
Вот прямо так и написано: не ходите, дети, к фениям, не берите в руки оружие, а изучайте лучше совместно Льюиса и комментируйте. Первый том «Нарнии», «Лев, колдунья и платяной шкаф», Льюис написал в 1950 году, последний — в 1956-м. Критики текстов не оценили, однако история, в которой благородный лев, царь зверей, приносит себя в жертву и отдается на заклание злой колдунье-узурпаторше, чтобы спасти человечество и лесную нечисть, включая даже двенадцатилетнего Иуду, умирает и воскресает, распространялась и без помощи прессы.
Хочется внести два замечания. Католик, умник и на тот момент друг, Толкиен пожурил Льюиса за перегруженность и эклектизм книги: в одной книге и дети, и говорящие бобры, и лисички, и Дед Мороз и Снежная королева, и сатиры, и великаны, и варги. Напоминает детскую елку, честно говоря. А Филипп Пуллман, детский писатель-ницшеанец, уже в этом году возмущался шумихой, которая поднялась вокруг экранизации этой книги, на его взгляд расистской, мизогинистской, реакционерской, предвзятой. «Я возражаю не против присутствия христианских идей в книге, а против отсутствия христианских добродетелей, — заявил писатель. — Высочайшая добродетель, в этом вопросе мы можем положиться на Новый завет, — это любовь, и вы не найдете ни следа любви в этих книгах».
Льюис и любовь
Самый дивный анекдот о Льюисе — история его женитьбы, трагической и чудесной.
Ему было уже к шестидесяти, когда из Америки к нему приехала Джой Дэвидсон, поэтесса, еврейка, коммунистка и поклонница его творчества, на семнадцать лет его моложе. Они страшно понравились друг другу и полюбили друг друга.
Только вот беда — у Джой был рак в последней стадии. Льюис женился на ней весной 1957 года, думая, что это брак по расчету, чтобы ее не выслали из Англии. В декабре он с ней венчался прямо у больничной койки — она должна была скоро умереть. Однако же Джой не умерла, напротив, чудесно исцелилась и прожила с Льюисом в счастливой ремиссии два с половиной года, пока рак не вернулся и все же не убил ее.
«Мы унаследовали жизнь от других, от нашего отца и матери и всех наших предков, без нашего согласия и посредством очень любопытного процесса, который включает в себя удовольствие, боль и опасность. <...> Некоторые из детей, когда им впервые рассказывают об этом процессе, вначале отказываются верить, и я не могу их осуждать, это действительно очень странный процесс». Своих детей у Льюиса, к слову, никогда не было.
Льюис и современность
Христианство, эстетически безупречная концепция, претерпевает некоторые важные изменения. Происходит это главным образом потому, что люди стараются особенно не вникать в тонкости. То самое разбавленное и подслащенное христианство, против которого ратовал Льюис в «Просто христианстве» и за которое агитировал в «Хрониках Нарний», всех устраивает. Вполне можно совместить «прогрессивные» взгляды с таким христианством: «Господь умер за наши грехи, а возраст Вселенной почти четырнадцать миллиардов лет, эти факты друг другу не противоречат». А то, что в некоторых христианских государствах детей в школе учат, что Господь сотворил мир за шесть дней примерно шесть тысяч лет назад, а те, кто так не считают, попадут в ад, вызывает лишь нервное хихиканье — ну мало ли на свете дураков, все понимающих буквально.
Их очень много. Их едва ли не большинство. Вместе с исламскими фундаменталистами, африканскими людоедами и китайскими коммунистами они составляют абсолютное большинство жителей Земли. Льюис собрал их воззрения и вывел выжимку христианской веры, переложение Писания и Предания в несколько усеченной англиканской версии. Все буквально. Христиане спасутся, но лишь те, кто покается. Мы не знаем планов Господа относительно праведных язычников, тех, кто не принял его учение, но вряд ли их ждет что-нибудь хорошее. Нельзя считать, что «у каждого свое христианство», нельзя нью-эйдж, нельзя примирить христианство с Таро, молекулярной биологией или ядерной физикой. Вы спрашиваете, что мы делали пятьсот лет назад с ведьмами? А что бы вы сами сделали с предательницами, заключившими союз с Сатаной, летавшими на метлах? «Но ведь мы не убиваем ведьм сегодня потому, что мы не верим в их существование. Если бы мы верили, если бы мы действительно думали, что вокруг нас существуют люди, продавшие душу дьяволу и получившие от него взамен сверхъестественную силу, которую они используют для того, чтобы убивать своих соседей, или сводить их с ума, или вызывать плохую погоду, мы все, безусловно, согласились бы, что если кто-нибудь вообще заслуживает смертной казни, так это они, эти нечестивые предатели. В данном случае нет различия в моральных принципах: разница заключается только во взгляде на факт».
Поразительно много людей придерживаются таких взглядов, запрещают учителям преподавать биологию в школе, читают Библию на уроках природоведения. Лучшие из них — самые умные, образованные и талантливые — просто молчат и пользуются принципом двоемыслия. То же касается и их оппонентов: мы же можем спокойно общаться, например, с гомосексуалистами, если, конечно, не обсуждать с ними интимных вопросов. То же и с умными христианами. Льюис нарушил конвенцию. Он попробовал атеизм, отбросил это бесплодное учение, вернулся в лоно коллаборационистской Англиканской церкви и с фанатизмом неофита и осторожностью человека с пожизненной занятостью начал говорить обо всех этих вещах. С полной серьезностью, многословно, барочно — он ведь, в конце концов, был исследователем литературы XVI века — человек пишет о лучшей линии защиты на Страшном суде.
Если это и вызывает смешок, то только с оттенком благоговейного ужаса.
Семен Кваша
КИНО-парк, декабрь 2005
::
